Сайт детективной литературы_detec.itgo.com_Нравственно – этические границы преступления в жанре детектива

Краткая аннотация:

Преступление всегда тесно связано с этикой, и писатель может по-разному преподносить в своём произведении эту сторону реальности. Борис Акунин предлагает такую модель реальности, где преступник не обязательно вызывает неприязнь у читателя. В "Пиковом валете" причиной оправдания действий преступника являются его незаурядные личные качества.

На протяжении развития цивилизации нравственно – этические нормы, равно как и мораль, претерпевают существенные изменения. В этом нет ничего удивительного, если учесть тот факт, что институт морали является лишь формой общественного сознания, надстройкой над системой общественных отношений. Процесс развития нравственно – этических норм наиболее нагляден при сопоставлении содержания таких моральных категорий как совесть, свобода, долг, достоинство, добро, зло, справедливость, в том числе, и понятие преступления в различные исторические эпохи.

Кроме исторической плоскости, нравственно – этические нормы развиваются и в плоскости классового сознания. Это означает, что в любую историческую эпоху параллельно существовали различные формы морали, которые совсем не обязательно пересекались друг с другом, формируя то, что принято называть общечеловеческими нормами и ценностями. Принимая во внимание отсутствие каких-либо однозначных нравственно–этических норм, на первый взгляд, представляется невозможным определить объективные нравственно - этические границы преступления. Однако, это только на первый взгляд преступление не обладает чёткими границами. Ведь преступление – понятие уникальное, оно соединяет две общественные регулятивные системы: мораль и право. Таким образом, если право – это требование правящего класса, возведённое в закон, то нравственно – этические границы преступления определяются на основе нравственно – этических норм правящего класса. Стало быть, с точки зрения морали правящих классов, полноценным может считаться лишь то преступление, которое совершено против представителя этого класса или его собственности, что доказывает, например, опыт борьбы Вольтера за права человека.

Поскольку преступление – это явление действительности, понимаемое исключительно на уровне сознания, неудивительно, что оно является объектом осмысления различных форм общественного сознания, а не только права и морали. Мировая литература исследует феномен преступления в самых разных аспектах: историческом, философском, культурном, правовом, религиозном. Первые упоминания о преступлениях мы находим ещё в античных и библейских текстах. Именно в литературных источниках зафиксированы многие моральные и религиозные системы – Библия, Веды, Коран. В художественной же литературе в середине 19 в. появляется особый жанр, который всё своё внимание посвящает преступлениям – жанр детектива. Именно в детективном жанре преступление выступает как центральное явление, как смысловой центр детективного произведения.

Возникает вполне закономерный вопрос: почему детективный жанр появляется так поздно, в середине 19 в., ведь преступления совершались всегда? Это связано с тем, что детектив возникает с началом интенсивной урбанизации, когда появились города с высокой концентрацией и большим количеством жителей, как правило, не знакомых друг с другом, тогда в преступлении есть что расследовать и не так просто найти преступника. Детектив не станет рассказывать о том, как раб убил своего хозяина, который издевался над ним, или как крепостной убил своего барина из ревности к своей возлюбленной. Детектив – это жанр литературы, который не просто повествует о факте преступления, как правило, убийства, но и делает попытки исследования причин его совершения.

Традиционно в центре внимания жанра (особенно классического детектива) находилась техника совершения конкретного преступления, методы и приёмы, с помощью которых сыщик ведёт расследование. К сожалению, приоритетной была, как правило, правовая оценка содеянного, она же и определяла её нравственно – этическую составляющую. В классическом детективе сыщик скорее играл в кошки- мышки с убийцей, а не занимался поимкой общественно опасных лиц; задачей автора было организовать утончённую интеллектуальную охоту с обязательным хэппи-эндом и однозначным осуждением преступника. Логическая игра, присущая детективу, проявляется и в описании наказания. Как правило, сыщик вычисляет преступника, рассказывает ему и читателям свою историю… и на этом всё заканчивается, мы нечасто видим арест преступника, а тем более следствие. Впрочем, защитным аргументом в пользу классического детектива является то, что, по мнению Т. Кестхейи, "детектив - это городская сказка, где сыщик выступает олицетворением добра, мудрости, справедливости, а преступник - это безусловное зло". Поэтому финальный эпизод детектива - это изображение схватки добра и зла, где добро обязательно побеждает: это неизменно привлекает людей к детективным произведениям.

В дальнейшем, с изменением системы общественных отношений и проникновением детектива в широкие читательские круги, произошла трансформация и самого жанра. Внешняя схема осталась практически такой же, сыщики находят преступников и наказывают их, только теперь авторы серьёзнее относятся к преступлениям, их интересует не только техника совершения и расследования, но также и корни преступлений, социальные и психологические причины, породившие его. Во многих современных детективных романах автор концентрирует внимание читателей не только на личность сыщика, но также и личность преступника. Авторы стали выкладывать в романах философию преступника, его собственную мотивацию поступков. Если преступник действует ловко и не причиняет большого общественного вреда, искусно водит сыщика за нос, то читатель может даже восхищаться преступником, закрывая глаза на негативную составляющую его действий.

Особое удовольствие может доставить преступник, который грабит богатых, используя знания людской психологии, а также жадность, самодурство и честолюбие своих жертв. Мы можем понять, а иногда и простить преступника, который исходит из тех же мотивов и стремлений, что и мы сами; в действиях которого прослеживается здоровая человеческая логика. Совсем другое дело, если преступник – явное чудовище, которое орудует из патологической страсти к убийству, которая в больном сознании оправдывается абсурдной высшей идеей. В этом случае, преступник – явный общественный изгой, так как нарушает нормы права, морали, его действия не приносят ему никакой объективной выгоды, это зло ради зла, зло исключительно ради дьявольского удовлетворения.

Достоинством современных детективов можно считать также то, что их авторы, несмотря на очевидную неприязнь к преступнику, пытаются найти причины появления таких личностей, понять логику их действий. Более того, в своих произведениях писатели, анализируя всю противоречивость жизни, делают попытки переосмысления права и морали, пытаются определить новые критерии нравственно – этических границ преступлений. Возможно поэтому в некоторых детективных романах показывается самосуд сыщика над преступником. Во взаимодействии морали и права самосуд становится универсальным сплавом двух регулятивных систем, позволяющим преодолеть несовершенство судебной системы и избавить общество от явно безнадёжных и социально опасных личностей.

Образцом исследования нравственно – этических границ преступления можно считать детективный опыт Б. Акунина. В романах «Пиковый валет» и «Декоратор» он сгенерировал модель русского общества конца 19 в., в среде которого происходят два различных типа преступлений – финансовые афёры и мошенничества («Пиковый валет») и серия кровавых убийств («Декоратор»). Хотя автор сохранил всю атрибутику того времени, мы видим, что главные герои перенесены туда из нашего времени, они мыслят и действуют как люди конца 20 в. Преступления, описанные в текстах Б. Акунина, в своих конкретно – исторических вариациях встречаются во все времена, однако их корни мотивированы сознанием эпохи конца 20 в., в результате чего мы можем наблюдать разницу в оценке и понимании описываемых преступлений людьми различных эпох.

Возьмём, к примеру, Момуса, преступника из романа «Пиковый валет». Он – ловкач, мошенник, актёр от природы с незаурядными способностями, организатор многочисленных афёр. Почему он избрал для себя такой путь? Акунин так объясняет: «до смерти надоело копейничать, хочется жить достойно: с хорошим выездом, в лучших гостиницах, чтоб жизнь была как вечная масленица…», «хватит плыть щепкой по реке жизни…, пора брать судьбу за лебединую шею». Пожалуй единственное, в чём можно упрекнуть здесь Момуса, так это в желании жить как представитель правящего класса, вместо того, чтобы оставаться простым корнетом и защищать благополучие этого класса от народных масс. С точки зрения морального релятивизма, Момус ничуть не хуже, а в чём-то даже лучше тех, кого он обманывал. Ведь последние вовсю использовали свои классовые привилегии и интриги для получения денег и власти, а Момус решил обойти эту систему права и морали, он вовсю использует своё «умение нравиться», то есть личное достоинство. В действиях мошенника нет большого общественного вреда, никто не погибает, и, вероятно поэтому, сыщик Фандорин, взявший Момуса с поличным, отпускает его в обмен на мешок с сотнями тысяч «грязных» рублей.

Совсем иначе выглядят в романе «Декоратор» кровавые убийства маньяка. Акунин показал, что такие иррациональные преступления непостижимы для людей той эпохи, они предстают как явное зло для всех людей. Объективно анализируя факты, писатель показывает, что становлению Соцкого как маньяка способствовала царская тюремная система, уничтожавшая личность тех, кто попадал туда случайно. Оказавшись выброшенным из высшего общества, Соцкому предстояло либо сломаться и погибнуть, либо выжить и отплатить этому обществу с процентами. В своём романе Акунин показал, что отвратительное преступление способно обнажить язвы того общества, в котором оно совершается. Жертвами Декоратора становятся (до открытия сезона охоты на него) в основном, выброшенные из общества старые уродливые проститутки; нет уважения к людям и у многих полицейских ищеек, к примеру, Ижицына, который, вывалив на стол изуродованные трупы, намерен «расколоть» мнимого убийцу, обрекая себя на судьбу следующей жертвы. Также показательно изображены и московские власти, которых совершенно не интересовали кровавые похождения маньяка до тех пор, пока царь не заявил о своём намерении посетить Москву, и над князем Долгоруким не нависла реальная угроза потерять своё тёплое место. Когда Фандорин схватил Соцкого с поличным, то самым естественным здесь был бы действительно только самосуд, так как трудно бороться с маньяком обычными методами.

Итак, становится понятным, почему современные детективисты отказались от однозначных обвинений своих преступников. Ведь если человек связан почти что круговой порукой с обществом, то вправе ли мы обвинять преступника, не затрагивая при этом общество?